Любовь Лукина
Евгений Лукин
Пока не кончилось время
Версия для
печати zip word 13K
Такое впечатление, что этот телефон-автомат неоднократно побивали за что-то
каменьями. Трубка была прикована к помятому корпусу крепкой короткой цепью.
Как кружка к бачку, машинально отметил Калогер.
Он опустил в черную прорезь две минуты жизни и набрал номер.
Банк времени слушает, незамедлительно отозвался любезный женский голос.
Калогер молчал.
Банк времени слушает, повторила женщина, не изменив интонации ни на йоту.
Калогер медленно опустил трубку на деформированный рычаг.
Банк вре... Голос оборвался, и и недрах автомата что-то негромко звякнуло.
Две минуты жизни были потрачены впустую.
Еще пару минут он потратил на бессмысленное стискивание трубки. Потом резко
обернулся и обнаружил, что стоит лицом к лицу с ярко и безвкусно одетой женщиной,
видимо, ожидавшей конца разговора. Женщина смотрела на Калогера чуть отшатнувшись
и округлив глаза.
Извините... пробормотал он, сообразив, что напугал ее своим неожиданным
поворотом и перекошенным, надо полагать, лицом.
Он побрел к набережной, и ветер, как прикладом, подталкивал его в спину. Глупо...
Конечно, звонить туда не следовало. Но раз уж позвонил...
Да, раз уж позвонил, то будь добр доведи дело до конца и выслушай неизменно
любезный женский голос, который сообщит, что на банковском счету у вас, господин
Калогер, в общей сложности где-то еще два месяца жизни. Или около того...
Два месяца? Он остановился, чувствуя, как неодолимый ужас словно высасывает
его изнутри: миг и хрупкая оболочка все, что осталось от Калогера, схлопнется
и косо опадет на асфальт.
Прекрати! хрипло сказал он. Ну!
Не сразу, но прекратилось. Да, вот так, оказывается...
«Успокоился? с отвращением спросил он себя. Утрись и следуй
дальше...»
Два месяца... Невероятно. Последний раз он интересовался своими капиталами
года три назад, сразу после развода, и у него тогда, помнится, оставалось еще
лет десять... Нет-нет, в этом надо разобраться... Ну, работал, конечно. Без
роздыха. На износ. «Испепеленные», «Нигромант», «Медь
звенящая» что ни книга, то каторга... И все равно: десять лет за три
года? Невероятно...
День был ветреный. Улица представляла собой подобие вытяжной трубы. Рядом с
Калогером, шурша по асфальту, полз обрывок газеты, испятнанный клюквенным соком.
Казалось, в городе идет продувка: все лишнее, все отслужившее свой срок сметалось
в сторону набережной.
И еще знакомые, вспомнил он вдруг. Знакомые, незнакомые, полузнакомые... Пожиратели
чужого времени... Ладно, Калогер, хватит. Какие, к дьяволу, десять лет? Давай
о том, что есть.
Ну, допустим, два месяца. Дней десять сразу же откинь на квартплату. Жрать
тоже что-то надо еще тридцать дней долой... Нет, двадцать. Хватит с тебя и
двадцати. Итого, месяц. А «Слепые поводыри» это страниц триста как
минимум...
У табачного киоска Калогер задержался (испятнанная клюквенным соком газета
уползла дальше) и, уплатив полчаса, получил пачку «Жупела» и на десять
минут сдачи. Кстати, о куреве. Курево это еще дня три, не меньше... С чем
остаешься, Калогер?
Он добрался до набережной и, расслабленно опустившись на скамью, стал смотреть,
как на том берегу бурлят подобно расплавленному олову серебристые тополя.
Подумать только, а ведь есть среди пишущей братии люди, всерьез уверяющие,
что зарабатывают времени больше, чем тратят... Врут, собачьи дети! Больше, чем
тратишь, не заработаешь. Как ни крути, а рано или поздно время кончается...
Прикуривая, Калогер обратил внимание, что возле гранитной вазы стоит и смотрит
на него та самая женщина, с которой он столкнулся у телефона-автомата. Так...
Выпученные глаза, намечающийся зобик видимо, базедова болезнь, а никакой
не испуг, как ему показалось вначале. Вялые, равнодушно сложенные губы, нос
клювом. Одета в супермодный балахон, состроченный из цветных клиньев.
«Ну вот и стервятники, беспомощно подумал он. Знакомые,
незнакомые, полузнакомые... Почуяли. Последний автограф Калогера... Ах, дьявол,
сейчас ведь подойдет!..»
Не сводя с него глаз, женщина двинулась к скамье осторожно, словно крадучись.
Яркое лоскутное оперение встрепано ветром; все, что может бренчать, бренчит:
серьги, браслеты, цепочки. Богема, надо полагать.
Вы Калогер?
Голос хрипловатый, вроде прокуренный. Да, скорее всего, богема. Калогер с
трудом разомкнул спекшиеся на ветру губы.
Чем обязан?
Спасибо вам за «Медь звенящую». Фраза была несомненно
подготовлена заранее, не раз отрепетирована и повторена.
«Господи! в страхе подумал Калогер. И эти два месяца они тоже растащат.
Они ничего мне не оставят. По часу, по минутке...»
А где это вы могли прочесть «Медь звенящую»? скрипуче осведомился
он.
Это неважно, сказала женщина. Вы разрешите?
Она присела рядом. Калогер посмотрел на нее с ненавистью.
«Медь звенящая»!.. Она говорила, явно волнуясь, и все же речь
ее, включая восклицания, звучала предательски заученно. Это прочесть и умереть!
Так осмелятся писать лет через десять!..
Голос ее несколько раз сорвался и, надо заметить, превизгливо. Еще и истеричка
вдобавок. Лет через десять... Дура ты, дура! Да на кой они мне черт, эти твои
десять лет? Это моя беда, несчастье мое набредать на темы, которые будут разрешены
лет через десять.
Я завидую вам, сказала она. Господи, как я вам завидую!
Понимаете, я тоже пробовала писать, и не раз...
Калогер вздрогнул. Распушив оперение, клювастый стервятник смотрел на него
немигающими выпуклыми глазами. Нет, рукописи, слава богу, у нее в руках не было.
Хотя под таким балахоном можно спрятать все что угодно, в том числе и рукопись.
Женщина поспешно отвела взгляд.
Я, наверное, проклята, горестно распустив вялые губы, призналась она ни
с того ни с сего. Время уходит, уходит... И ничего. Ни-че-го...
Ветер норовил добросить до Калогера ее обесцвеченные космы, обдавая удушающим
запахом духов.
Вы короче можете? процедил он, невольно задержав дыхание.
Короче... Словно испытывая его терпение, она замолчала, нацелив свой тонкий
с горбинкой клюв куда-то вдаль. Значит, так... Короче... В общем, я намерена
перевести на ваш счет два года.
Ветер взвизгнул, обрезавшись об острую жесть фонаря, и оборвался. Секунды три
было совсем тихо. Тополя за рекой бурлили теперь как бы сами по себе.
Калогер выпрямился.
Да вы что, девонька, в своем уме?!
Ну вот... беспомощно сказала она. Я так и знала...
Что вы знали? Голос Калогера стал резок до пронзительности. Что вы знали?!
За кого же вы меня принимаете, если могли мне предложить...
Да поймите же! чуть ли не заламывая руки, умоляюще перебила она. Я все
растрачу. Понимаете? Уже растратила!.. Так почему же я не могу спасти хотя бы
эти два года?.. Ну хорошо, давайте так: я вам время, а вы...
А я?
Ну, я не знаю... Ну... Она смешалась окончательно. Книгу надпишете...
С благодарностью за два года? бешено щурясь, уточнил он.
Нет, поспешно сказала она. Нет-нет... То есть...
Запуталась и испуганно умолкла, больше похожая теперь на больного воробья,
нежели на стервятника. Ветер гнал по набережной пыль и обрывки бумаги.
О ч-черт! сказал Калогер. Да как вам это вообще пришло в голову?
А!.. Она раздраженно дернула плечом. Сначала у меня пили, потом у знакомых...
А потом вдруг такая тоска!.. Жить не хочется...
Сколько у вас там еще на счету?
Она с надеждой вскинула голову.
Много, сказала она. Честное слово, много...
Много... повторил он и усмехнулся через силу. Вы и заметить не успеете,
как оно разлетится в прах, это ваше «много». И вот когда у вас останется
два месяца...
Ее глаза полезли из орбит окончательно.
У вас осталось два месяца? в ужасе переспросила она, и Калогер мысленно
обругал себя последними словами.
Я сказал: к примеру, сухо пояснил он. Так вот, когда у вас останется,
к примеру, два месяца... Тогда вы вспомните о своем подарке.
Нет, сказала она.
Вспомните-вспомните, холодно бросил Калогер. Можете мне поверить.
Она помотала головой, потом задумалась.
Нет, сказала она наконец. Не вспомню...
Послушайте! Калогер вскочил. От его ледяной назидательности не осталось
следа. Вы или сумасшедшая, или...
Она подалась вперед, тоже собираясь встать, но Калогер шарахнулся и, ускоряя
шаг, бросился прочь от скамьи. Все это очень напоминало бегство.
Собственно, это и было бегство.
Что жизнь растрачена дотла, Калогер понял еще утром. Отключился телефон. Первый
признак надвигающегося банкротства когда вокруг тебя один за другим начинают
отмирать предметы: телевизор, кондиционер... Все, что в твоем положении роскошь...
Он запер дверь, наглухо отгородившись ею от знакомых, незнакомых, полузнакомых,
и подошел к столу. После разговора на набережной вопрос со «Слепыми поводырями»
решился сам собой: он будет работать. Он будет работать над ними так, словно
впереди у него добрая сотня лет, не торопясь, отшлифовывая абзац за абзацем.
Пока не кончится время.
Итак, «Поводыри»... Обширный кабинет. Рабочая роскошь: портьеры,
старинные кресла, стол, две стены книг. А вот и наследник этой роскоши, в которую
всажено несколько жизней отца, деда, прадеда... Лидер. Зеленые насмешливые
глаза, мягкая просторная куртка. Молод, слегка сутул. Вид имеет язвительно-беззаботный,
как будто дело уже в шляпе и беспокоиться не о чем. Хотя все, конечно, не так,
и первая его забота удержать в узде остальных заговорщиков, которые уже сейчас
тянут в разные стороны и уже сейчас норовят перегрызться между собой. Вот они,
все пятеро, расположились в креслах и ждут шестого, самого ненадежного. Отсюда
они начнут мостить благими намерениями дорогу в ад, отсюда бросятся они спасать
чужой неведомый мир и в результате порубят его... Сейчас мурлыкнет дверной сигнал,
все шевельнутся и лидер скажет с облегчением: «Ну вот и он... А вы боялись...»
Калогер чувствовал приближение первой фразы. Еще миг и, перекликнувшись звуками,
она возникнет перед ним и...
Вместо дверного сигнала мурлыкнул телефон. Пробормотав ругательство, Калогер
сорвал трубку, левой рукой ища шнур с тем, чтобы выдернуть его из гнезда сразу
по окончании разговора.
Да? рявкнул он.
На том конце провода оробели и дали отбой. Некоторое время Калогер непонимающе
смотрел на трубку, из которой шла непрерывная череда тихих торопливых гудков.
Потом ударил дрогнувшей рукой по рычажкам и набрал номер.
Банк времени слушает, любезно известила его все та же запись.
Калогер поспешно назвал номер своего счета.
На вашем счету, господин Калогер, в настоящий момент (еле слышный щелчок)
два года, месяц и двадцать семь дней.
Сколько? не поверив, заорал он.
Компьютер любезно проиграл ответ еще раз, и Калогер, едва не промахнувшись
по рычажкам, отправил трубку на место.
Вот паршивка! обессиленно выдохнул он.
То есть она перевела на его имя два года еще до того, как подошла к нему на
набережной.
И вдруг Калогер почувствовал, как в нем вскипает бесстыдная, безудержная радость.
Два года... На «Слепых поводырей» ему хватило бы и одного...
Прекрати! хрипло сказал он. Ну!
Точь-в-точь как тогда, у изувеченного телефона-автомата.
Голое небо за окном помаленьку одевалось. Наладившийся с утра ветер принес
наконец откуда-то несколько серых клочьев и даже сумел построить из них некое
подобие облачности.
Калогер отнял лоб от тусклого, давно не мытого стекла.
Ладно, хватит! скривив рот, выговорил он. Примирился? Давай работать...
Злой, как черт, он вернулся к столу. Сел. Положил перед собой чистый лист.
Итак, «Поводыри»... Что-то ведь там уже наклевывалось... Калогер
пододвинул лист поближе и, подумав, набросал вариант первой фразы. Написав,
аккуратно зачеркнул и задумался снова.
И все-таки зачем ей это было надо? Жажда яркого поступка? Чтобы смотреть
потом на всех свысока? Два года... Это ведь не шутка два года...
Нет, так нельзя, сказал он себе и попробовал восстановить картину. Кабинет...
Портьеры, кресла... Зеленые насмешливые глаза лидера. Сейчас мурлыкнет дверной
сигнал и лидер скажет...
Строка за строкой ложились на бумагу и аккуратно потом зачеркивались. Квартира
оживала: в лицо веял бесконечный прохладный выдох кондиционера, в кухне бормотал
холодильник... Исчеркав лист до конца, Калогер перевернул его и долгое время
сидел неподвижно.
Потом снова мурлыкнул телефон, и он снял трубку.
Да?
В трубке молчали.
Да! Я слушаю.
Как работается? осведомился знакомый хрипловатый голос.
Никак, бросил он. Зачем вы это сделали?
Захотела и сделала, с глуповатым смешком отозвалась она. Кажется, была
под хмельком. Книгу надписать не забудьте...
Не забуду, обнадежил он. А кому?
Ну... Напишите: женщине с набережной... И, помолчав, спросила то ли сочувственно,
то ли виновато: Что?.. В самом деле никак?
В самом деле.
Ну вот... безнадежно сказала она. Этого я и боялась...
Видно, мое время вообще ни на что не годится разве на кабаки...
Вздохнула прерывисто и вдруг, решившись: Знаете что? А промотайте
вы их, эти два года!
То есть?
Ну, развлекитесь, я не знаю... В ресторан сходите... На что потратите на
то потратите...
Послушайте, девонька!.. в бешенстве начал Калогер, но она только проговорила
торопливо: «Все-все, меня уже нет...» и повесила трубку.
Калогер медленно скомкал в кулаке исчерканный лист и швырнул его на пол. Встал,
задурил. Чужое время...
Да пропади оно все пропадом! громко сказал он вдруг.
Бесстыдно усмехаясь, ткнул сигаретой в пепельницу, затем вышел в переднюю и
сорвал с гвоздя плащ. В кабак, говоришь... А почему бы и нет? Он уже нагнулся
за туфлями, когда, перекликнувшись звуками, перед ним снова возникло начало
«Слепых поводырей».
Чуть ли не на цыпочках он вернулся к столу, повесил плащ на спинку стула, сел.
И слово за словом первый абзац повести лег на бумагу. И «Поводыри»
ожили, зазвучали.
Он работал до поздней ночи. И никто не мешал ему, и никто не звонил. И он даже
ни разу не задумался, а что, собственно, означала эта ее странная последняя
фраза: «Все-все, меня уже нет...»
© Данное художественное произведение распространяется в
электронной форме с ведома и согласия писателя на некоммерческой основе при
условии сохранения целостности и неизменности текста, включая сохранение настоящего
уведомления. Любое коммерческое использование настоящего текста без ведома и
прямого согласия владельца авторских прав НЕ ДОПУСКАЕТСЯ.
Читайте также:
Леонид Каганов Типовая
конфигурация
Евгений Лукин В Стране
Заходящего Солнца
Сергей Лукьяненко
Не спешу
Обсудить
на форуме...>>
Узнать еще больше о тайм-менеджменте Вы сможете из книг Глеба Архангельского. Получить БЕСПЛАТНО!